В небе над Орлом
На фасаде дома № 18 по ул. Ливенской в Орле – на месте крушения советского бомбардировщика Ил-4, сбитого вражеской зенитной артиллерией 5 июля 1942 года, – будет установлена новая мемориальная доска с именами членов экипажа: командира старшего лейтенанта Бориса Григорьевича Варламова, штурмана старшего лейтенанта Василия Ивановича Абрамова, стрелка-радиста старшего сержанта Александра Дмитриевича Гомзикова и воздушного стрелка младшего сержанта Александра Владимировича Соколова.
Вместе с самолетом в ту июльскую ночь погибли Василий Абрамов и Александр Соколов. Оба летчика захоронены на Орловском Троицком воинском кладбище, их имена увековечены в названии улицы в Железнодорожном районе г. Орла. Командир экипажа Борис Варламов и стрелок-радист Александр Гомзиков успели катапультироваться из подбитого врагом самолета. Оба при попытке бежать к своим были схвачены и доставлены в орловский концлагерь. Варламов позднее был эвакуирован в фашистский тыл, его дальнейшая судьба неизвестна. Гомзиков, получивший тяжелое ранение при попытке скрыться, был переведен из концлагеря в госпиталь – «Русскую больницу», в которой в период нацистской оккупации патриоты-медики спасали советских людей.
О событиях трагической ночи и своем спасении вопреки всем обстоятельствам А.Д. Гомзиков рассказал в послевоенном письме исследователю орловского патриотического подполья М.М. Мартынову*.
В подпольном госпитале
Письмо А.Д. Гомзикова (Вологодская обл., Никольский район, д. Теребаево) М.М. Мартынову (г. Орёл). Декабрь 1960 г. (Приводится в сокращении).
В письме ветеран войны Гомзиков отвечает на вопросы орловского исследователя подполья Мартынова. Учитывая давность описываемых событий, автор письма неверно сообщил дату крушения Ил-4 (вместо 5 июля 1942 г. указал: 7 июня 1942 г.), а также ошибся в имени летчика Александра Соколова, назвав его Алексеем.
«Здравствуй, тов. Мартынов.
- Начну с того, что я в армии служил с 1935 года и война меня застала в воинском подразделении – служил в 7-м тяжелом бомбардировочном полку. Но скоро нас расформировали вследствие потерь в технике и живой силе.
Меня назначили в Высшую школу штурманов в городе Мары Туркменской АССР. Начальником школы в это время был генерал-майор Спирин. Там мы проходили подготовку и тренировались в ночных полётах. Школу окончил успешно в апреле 1942 года, сформировали экипажи самолета и нас направили на фронт. Наш экипаж состоял: 1 – командир корабля старший лейтенант Борис Варламов, 2 – штурман старший лейтенант Василий Абрамов, 3 – стрелок-радист старшина это я, Александр Дмитриевич Гомзиков, 4 – стрелок Алексей Соколов, москвич.
Нас назначили в 42-й дальнебомбардировочный полк особого назначения. Этот полк базировался в Рыбинске на берегу рыбинского моря, село Исанино, тут был и полевой аэродром, откуда мы и действовали только в ночных полетах в центральном направлении (Полтава, Курск, Орёл).
…Мы вылетели на задание с 6 на 7 июня 1942 года ночью. Задание было – железнодорожная станция города Курска. Прилетели в Курск в 23 часа, но ввиду плохих метеоусловий (сильная гроза) задание выполнить не могли и полетели на запасную цель – город Орёл. Большое скопление воинских эшелонов было на станции Орёл. Подлетали к Орлу на малой высоте, 2000 м. Нас осветили три прожектора, зенитное прямое попадание в хвостовое управление – самолёт пошёл в резкое пикирование. Самолёт сбили в Орле, он упал на дома на улице Пятницкой. Я выпрыгнул, воспользовавшись парашютом и потерял сознание. Вошёл в сознание уже спускаясь на парашюте, освещенном прожектором. Приземлился недалеко от самолёта, который уже горел и через две или три минуты после приземления взорвались бомбы, так как сбросить их нам не удалось – до цели не долетели. Я, расстегнув парашют, стал скрываться в садах, огородах под покровом ночи. Нас сбили примерно в 24 часа или в начале первого часа 7 июня 1942 года.
Кто еще спасся из экипажа – я не знал. Впоследствии, когда я лежал в больнице, узнал, что погибли вместе с самолётом штурман Василий Абрамов и Алексей Соколов. Когда находился в больнице, из тюрьмы с военнопленными санитарами принесли записку на мое имя. Ее текст примерно такой: "Саша, я узнал, что ты спасся на парашюте и тяжело ранен. Желаю тебе быстрейшего выздоровления. А я тоже выпрыгнул на парашюте примерно в 70–100 метрах от земли. Я убежал в ту ночь примерно на 40 км и попался русскому полицейскому, где меня арестовали и доставили в Орёл, сейчас нахожусь в тюрьме, завтра отправляют в Гомель", подпись: "Боря".
…Скрывался я примерно до 10 часов утра … в садах, в картофельной ботве, где меня искали всю ночь до самого рассвета немецкие солдаты. Недалеко от этого места, где меня сбили проходила железнодорожная линия, а там лес. У меня был план в него перебраться. Встал и пошёл. Справа от меня по дороге шли два немца, они меня уже заметили и мне пришлось идти по полю засеянному, как помню, овсом. Сперва шел шагом, а потом побежал бегом; мне вслед стали кричать и стали стрелять, пули видимо проходили выше меня… стреляли в меня со всех сторон и меня ранили двумя разрывными пулями выше бедер... В левой ноге пуля перебила тазобедренный сустав, задев артерию, а правую ногу пуля разорвала на вылете. Я вследствие большой потери крови потерял сознание... Я опомнился в тюрьме, где был лагерь для военнопленных. Я лежал на носилках и меня допрашивал сидевший за столом немец. Сознание потерял опять, очнулся уже в больнице на операционном столе. Я остался жив… Как-то мне сказал врач Сергей Павлович Протопопов: "Ты настоящий северный человек, чудом ты остался жив, я этого не предполагал".
…Я был тяжело ранен меня на носилках унесли в хирургическое отделение, находилась больница на Тургеневской улице. В больнице меня изолировали ото всех, и я лежал в больнице как военнопленный под надзором военного лагеря и гестапо.
…Немцы знали, что я летчик и мало на меня обращали внимания только потому, что я был очень тяжелым, больным.
Лежал я в больнице под своей фамилией, потому что при мне немцы обнаружили расчетную книжку, по которой я получал зарплату. И забыл ее уничтожить.
В больнице я лежал на спине, не видел товарища, рядом лежащего, около восьми месяцев. А после стал немного поправляться (поворачиваться на койке, стоять возле койки и ходить с палочкой). Но врачи мне строго запрещали двигаться, потому что немцы могли меня увести в лагерь.
В хирургическом отделении больницы ко мне относились исключительно хорошо, начиная от хирургов – профессоров Бориса Николаевича Гусева и Сергея Павловича Протопопова и заканчивая санитарками… Врачебный персонал – все были патриотами нашей Родины.
Как-то привезли бургомистра гор. Орла, фамилию не помню, сделали ему операцию, а назавтра он умер. Я спросил Сергея Павловича Протопопова, почему он быстро умер. Он наклонился и сказал: "Мы таких долго не держим".
Очень хорошими товарищами были медсестра Дина Матвеевна и няня Ольга Филипповна Семенова. Теперь я всех не упомню, но каждый был патриотом. Для военнопленных, которые находились в больнице, они отдавали все…
Тяжелое время было, особенно трудно с питанием. Что давали в больнице – это для больного все равно что ничего. Когда меня принесли в отделение, то дня через три примерно пришел мужчина, которого я не знал. Поговорили с ним, познакомились. Он сказал, что его зовут Иван Сергеевич Сергеев, житель Орла, что у него сын тоже летчик. "Я к тебе буду относиться как к сыну, буду помогать с питанием. Стану ходить и приносить тебе передачки каждое воскресенье". Я поблагодарил его, и он ушел. И, действительно, каждое воскресенье, даже в середине недели, иногда вместе с женой Татьяной Дмитриевной и дочкой Ниной Ивановной приходили, приносили продукты…самое лучшее, вкусное….
Впоследствии стали ходить не только Сергеевы, но и многие другие жители гор. Орла. Приносили не только мне, а и остальным больным военнопленным, их насчитывалось около 10 человек. Приносили букеты цветов… В нашей палате были почти у каждого больного по букету цветов, даже уносили врачам в кабинет, потому что ставить было некуда.
Бывали и такие случаи. Рядом с моей койкой было разбито окно. И вот, когда утром я вставал, то обязательно находил положенные в окно либо кусочек хлеба, яйцо, либо какой-нибудь бутерброд...
Особо благодарен Ивану Сергеевичу Сергееву. Прошло вот уже 17 лет, а мы с ним ведем дружескую отцовскую переписку. Он ко мне даже приезжал в гости в 1959 году узнать о моей жизни, стал мне как родной отец, а его жена – как мать…
Я знал, что надо очень аккуратно вести себя в больнице, чего опасались и врачи, потому что в больнице лежали и полицаи. Но я, как тяжело раненый, на жизнь не рассчитывал. Я после узнал от Сергеева, что свидания со мной жителям Орла гестапо не разрешало, и врачи, которые их разрешали, шли на риск.
Сестры и няни нам приносили листовки от Советской армии, приносили сводки Информбюро, и мы, больные, каждый день знали о Советском Союзе и наступлении наших армий.
…Когда из Орла стали эвакуироваться немцы и увозить все из города, то наши врачи Гусев и Протопопов, боясь за нас, что и нас немцы увезут, перевели нас в тифозное отделение, куда немцы никогда не заходили, где мы и были до прихода наших армий – до 5 августа 1943 года.
Со мной в последствии лежало много военнопленных, человек 10, были два сбитых летчика, летавших на штурмовых самолетах – лейтенант Андрейченко и лейтенант Синицын (откуда они родом я не знаю), пехотинец старший лейтенант Семён Осипчук, рядовой Николай Кондриков, родом из Коломны, и другие.
…Когда пришли наши войска, это было в ночь с 4 на 5 августа, мы от радости все заплакали и все вышли на улицу обнимать и целовать наших освободителей.
Некоторых больных на 3-й день отправили на самолетах в тыл долечиваться, а нас на четвертый день освобождения на машинах повезли в тыловой госпиталь. Пересадили на поезд и привезли в Тулу, где я и долечивался. В Туле еще пролежал четыре месяца. Сделали операцию на аневризме артерии, а выписав, назначили в 763-й батальон аэродромного обслуживания, недалеко от Тулы Так я стал служить снова в армии по своей специальности в качестве радиста, только больше уже не летал, а был радистом наземной радиостанции. Прослужил шесть месяцев. Когда меня комиссовали, закончил военную службу. Пришел домой в средине апреля 1944 года.
Сейчас работаю в колхозе… на разных работах. Был и электромехаником на электростанции, и на строительстве. В настоящее время работаю кладовщиком с 18 декабря 1960 г.
Семья большая, семеро детей, самой младшей – три года, а самый старший сын работает электромехаником в лесопункте. Здоровье мое неважное, сам не могу обуваться, обувает жена. Тазобедренный сустав перебит и сгибаться не могу, нога левая короче на 5 см…
Вот, дорогой тов. Мартынов, я вам описал всю правду. Конечно, повоевать пришлось мало, только с начала войны – то есть с 22 июня 41 г. по 5 июня 42-го сделал 25 боевых вылетов. Награжден орденом Красной Звезды.
Извини, что неважно написал, конечно. Геройского мало, но прожил тяжелое время...
Прошу вас через «Орловскую правду» поблагодарить семью Сергеевых за помощь, которую они оказывали с питанием и за моральную поддержку раненым военнопленным, которые находились в городе Орле…
С товарищеским приветом
А. Гомзиков».